— Тринадцать.
— Чего-чего?
— Как это — чего-чего? — уже сердито переспросил Миро.
— Да вот… Это… Нет, верно? Тебе в самом деле тринадцать лет?
— А что, я разве выгляжу слишком молодо? Или, наоборот, старше своих лет?
— Нет, не в этом дело… А другим? Другим… сколько весен?
— Только Квачу четырнадцать. А всем остальным — по тринадцать…
— Понятно… Понятно… Но послушай…
— Вот что, Юра, поговорим как-нибудь позже. Мне нужно поспать — скоро на дежурство. Менять Зета.
И Миро не то что отвернулся, а просто утонул в своем кресле-кровати и смежил глаза.
А Юрий думал. С одной стороны, все было правильно. Как ему и показалось в свое время, — космонавты выглядели для своих лет очень молодо, и вот — пожалуйста. Они, оказывается, ровесники Юрия Бойцова.
И это, конечно, очень приятно. Потому что не нужно слишком уж их уважать или побаиваться. Словом, испытывать сотни всяких неудобств, которые неминуемо испытываешь, когда встречаешься со взрослыми, да еще не совсем знакомыми, а тем более голубыми.
Юрий с беспокойством посмотрел на молчаливого, сосредоточенного Зета, который в своем кресле-кровати медленно двигался вдоль такого несерьезного, словно игрушечного, пульта управления. Он то посматривал на лучащийся космическими отсветами экран, то на пульт. Но чаще всего он приглядывался к бесконечной пляске разноцветных огоньков на стенах корабля.
Огоньков этих, кажется, стало гораздо больше, чем раньше. И главное, они словно расползлись по стенам и даже высыпали на потолке. А ведь раньше, Юрий это ясно помнил, огоньки на стенах хоть и бегали, хоть и мигали, но действовали все-таки более организованно, чем теперь, — сплошной полосой, на определенной, примерно в рост космонавтов, высоте. И тогда, на Земле, космонавты почти не обращали на них внимания. А теперь Зет все время поглядывал на них, и, когда в каком-нибудь месте собиралось слишком много одноцветных — зеленых, красных или синих — огоньков, Зет немедленно переключал какой-то тумблер, и огоньки поначалу нехотя, а потом все быстрее разбегались в разные стороны.
Ну а вдруг Зет переключит не тот тумблер? Вдруг он сделает какую-нибудь, ну пусть самую маленькую ошибку? Что тогда? Ведь это космос. И если их так прижимает к стенкам кресел-кроватей, значит, скорость ого-го-го какая!
Ведь для того чтобы летать с одной обетованной планеты на другую, говорят, нужны околосветовые скорости. Значит, не исключена возможность, что корабль летит сейчас со скоростью сто, а то и двести тысяч километров в одну-единственную секунду.
Юрка на мгновение представил себе, с какой скоростью летит корабль, и от страха даже зажмурился. Раз — и шесть раз вокруг Земли! А вы представляете, если на такой скорости произойдет хоть малейшая ошибка? Зет нажмет не на ту кнопку, переключит не тот тумблер! Тут тормоза не включишь. Такое может произойти, что просто даже думать не хочется.
Юрий перестал жмуриться и не то что с недоверием или сомнением, а, скорее, с надеждой подумал: «Ну, не может быть, чтобы с такой скоростью. Ведь когда, например, мчишься на машине, так и то по сторонам все мелькает. А тут… Тут в тысячу раз быстрее, и все на месте».
На экране действительно ничего особенного не происходило — все тот же отсвечивающий фиолетовым и синим мрак, все те же огромные звезды, ясные и чистые. И ломкие лучики света. И все — на месте. Ничто не проплывает, не пролетает и не дергается. Даже не верится, что корабль куда-то летит. Все очень спокойно и совсем не страшно.
И Юрий тоже постепенно успокоился. В конце концов, нужно как следует разузнать, а потом уж принимать решение — бояться или не бояться. Ведь может оказаться и так, что где-то в корабле есть и взрослые люди, а Юрий и Шарик попали только в детскую часть корабля, где ребята играют, чтобы не мешать взрослым.
А настоящие взрослые люди управляют кораблем по всем правилам космонавтики…
И хотя сам Юрий понимал, что этого, по всему видно, быть не может, он все-таки старался думать именно так — всегда приятно надеяться, что за тебя кто-то ответит и кто-то сделает.
Тэн открыл глаза и, повернувшись к Юрию, засмеялся:
— У тебя такой вид, словно ты делаешь научное открытие.
— Конечно, — почему-то рассердился Юра, — думаешь, думаешь, а… Да что там говорить! — махнул он рукой.
— Давай думать вместе, — коротко и, как всегда, мягко предложил Тэн.
— Разве можно думать вдвоем?
— Вообще-то можно, хотя для этого следует надеть шлемы и подключить приборы. Но в данном случае я это сказал в том смысле, что, может быть, я тебе помогу.
На этот раз Юра не стал хитрить. Время шло очень быстро и не давало возможности раздумывать слишком долго. Поэтому он спросил напрямик:
— Сколько тебе… Сколько ты прожил, Тэн?
— Двенадцать зим. И еще несколько месяцев и дней.
— А у вас год какой? Сколько в нем дней?
— А почти такой же, как и у вас. — И, предупреждая следующий вопрос, Тэн пояснил: — Учти, Юра, на нашей Земле почти такие же условия жизни, как и у вас. И сутки почти такие же, только у нас принята десятичная система. Например, в минуте сто секунд, в часе сто минут. В сутках десять часов, а в неделе десять суток. Ну и так далее…
— Так выходит…
— Нет, еще ничего не выходит. Просто наши секунды чуточку другие, чем ваши. А абсолютное время и у вас и у нас одинаково. Почти одинакова абсолютная продолжительность суток. А раз так, то, значит, и год тоже почти одинаков с вашим.
— Все ясно… Но тогда скажи, как же так получается: людям всего двенадцать лет, а их посылают в космическое путешествие. Разве это правильно?