Голубые люди розовой земли - Страница 49


К оглавлению

49

— Точно… Она как отличница ездила в пионерский лагерь в Индонезию.

— Куда, куда? — недоверчиво переспросил Вася.

— Ну, в Индонезию. Это не то на Индийском, не то на Тихом океане. В общем, там где-то…

— А чего ж она туда ездит?

— Как — чего? У тамошних ребят нет ни снега, ни льда. Вот они и приезжают к нам на зимние каникулы кататься на лыжах и коньках. А наши зато к ним летом. У них же и океан, и кокосовые пальмы, и вообще…

— Чудачка моя! — тихонько говорил дедушка. — Чем же тебе Индонезия не понравилась?

— Да… почему Вася все может, все умеет? Почему он даже с доисторическим мамонтом справился? Почему он, когда мы сюда попали, знает, что делать и как делать? А я ничего не знаю. Я теперь в каникулы буду в тайгу ходить.

— Да пожалуйста, ходи! Ведь каждый месяц бывают походы. Но ты же раньше не хотела…

— Ну и напрасно! — сердито сказала Лена и перестала плакать.

Дедушка не стал спорить, хотя Васе показалось это очень странным. Ужинали беспокойно и без особенного аппетита, потому что радиотелефон трезвонил то и дело. Одним из первых звонил Ли Чжань. Он потребовал Васю.

— Ну вот, товарищ Голубев, — сказал Ли Чжань, — наша победа полная. И тебе поверили, и нам поверили. Я сегодня вылетаю домой. Что передать нашим ребятам?

— Мой самый большой привет! — сказал Вася.

— Пусть приезжают на каникулы, — добавила Лена. — Вместе пойдем в тайгу.

— Хорошо, — ответил Ли Чжань. — Я так и передам. Ну, до свидания!

Потом звонили ученые Америки, Швеции, Канады, Судана и еще многих, многих стран. Так что ужинать, в сущности, было некогда. Наконец, когда над сопками взошла луна, звонков стало меньше, и дедушка сказал:

— Пора спать, ребята. Давайте устраиваться.

Он хотел было разбить палатку, но ребята упросили его не делать этого. Так хорошо светили звезды, так таинственно шумели деревья, что спать в палатке казалось просто невозможным. Тузик застыл черной волосатой громадой, сливаясь с темными кустами. Изредка звонил радиотелефон, но дедушка не снимал трубки.

Все четверо устроились на одеялах. Женька уснул первым, потом замолкла Лена, утих и дедушка. Только Вася еще долго лежал и смотрел в темное небо, на далекие звезды. Он думал о себе, о Лене, о том, что было бы очень хорошо учиться с ней в одном классе, а в каникулы отправляться в пионерские походы. Глаза у него стали слипаться, и он задремал, а проснулся оттого, что ему показалось, будто звонок радиотелефона звенит особенно настойчиво и как-то мелодично, словно вокруг падают льдинки.

Вася открыл глаза, и на светлом фоне неба, прямо перед собой, увидел склоненное лицо матери.

— Вася… — тихонько и очень нежно сказала она. — Васенька…

У нее было такое испуганное, такое милое и любящее лицо, что Вася, еще не проснувшись как следует, почувствовал, что на глаза навернулись слезы и сердце радостно сжалось.

— Мама… Мамочка!

Он прижался к ней, обнял за шею и зарылся озябшим лицом в теплый пуховый платок. Он знал, что виноват перед ней: и за неудачную лыжную прогулку, и за то, что все последние дни он даже не вспомнил о ней, а все время думал только о Лене. Он все знал, все понимал, но теперь это казалось таким далеким, таким неважным и никому не нужным, что он сейчас же сам забыл обо всем этом. Ведь самое главное, самое важное свершилось: мать была рядом. Он оторвал лицо от ее платка и увидел отца — тоже встревоженного и радостного.

— Ах, боже мой, Вася, — сказала мама, — ну, как же это так получается…

— Ладно, ладно, мама! — сказал отец. (Он часто называл жену мамой.) — Ладно. Мы все это потом решим.

И тут только Вася заметил, что в стороне, скромно опершись на лыжные палки, стоит Саша Мыльников и из-под его сбитой на затылок ушанки стекают струйки пота. А дальше стоят отец Саши и двое соседей. И, уже присматриваясь, Вася увидел, что вокруг снег, что все еще метет поземка и оранжевое робкое солнце скрывается за лиловеющей грядой сопок.

— Эх, ты! — сердито сказал Саша и нахлобучил ушанку. — Не мог даже удержаться, чтобы не заснуть! А если бы замерз?

Вася Голубев молчал. Он еще ничего не понимал.

Глава двадцать восьмая

ОТ АВТОРА

В маленьком деревянном домике Голубевых очень тепло и уютно. Только что ушли ребята из кружка «Умелые руки», причем круглолицый и румяный Женька Маслов под конец не утерпел и сказал лежавшему на диване Васе Голубеву:

— Даже замерзнуть как следует не сумел: ничего не отморозил.

Вася вздохнул, потер шишку на лбу, но промолчал.

Он проводил ребят печальным взглядам и грустно сказал мне:

— Вот видите, я же говорил, что надо мной будут смеяться!

— Ну что ж, — ответил я. — Ведь это никому не запрещается.

— Верно, конечно. Но мне очень не по себе. Мамонтового зуба мы ведь так и не нашли.

— Ну и что ж? Придет весна, и мы его обязательно разыщем. И папа тебе обещал, и я даю слово.

Мы помолчали. Вася несколько раз вздохнул и сказал:

— Я рассказал вам все так, как было на самом деле. Пусть мне даже приснилось, что я побывал в две тысячи пятом году. Но мне все-таки многое неясно.

— Что именно, Вася?

— Ну вот, допустим, что со мной все это произошло на самом деле. Тогда все-таки сколько мне было лет в то время плюс тринадцать, плюс шестьдесят три или минус тридцать семь? И еще одно непонятно: я пережил, пусть во сне, но все-таки пережил четыре дня. Какого же числа я все-таки разморозился? Двадцать восьмого марта, или тридцать второго марта, или первого апреля. Я просто ничего не понимаю. Помогите мне…

49